-С "Орленка" начнем.

-Я года не помню, не знаю, но очень хорошо помню, был отряд, в которым вожатыми были Балашов и Винникова Галя. Балашов из Москвы, физтеховец. А Галя Винникова студентка пединститута из Новосибирска. Это была такая дружная пара вожатская.

На всех планерках они вместе всегда за одно, но было понятно, что лидер и ведущий в отряде Михалыч, Миша, а Галя как бы с ним рядом, хотя он физтех, а она педагог будущий. Но лидирующая роль принадлежала Балашову.

В общем, это... и отряд тоже выделялся, но ведь в "Орленке" было такое установленное и всегда это правило существовало - рабочий день заканчивался итоговой планеркой вожатской. И как правило, эта итоговая вожатская планерка проходила Газмана дома, уже наверху в гостинице.

А я первые годы не работала в "Орленке". Я приезжала в гости к Газманам на время своего отпуска и в "Орленке" отдыхала. На пляже, в основном, проводила дневное время, а вечером, я, естественно, вторая половина дня, дома я готовила обед, ждала хозяев своих. Но приходили хозяева со всей оравой и все, что я наготовила на неделю уничтожалось за один вечер. Но как проходили эти планерки?

Народу была тьма, двухкомнатная квартира примерно такая как наша, вот эта смежные комнаты. В той спали дети сначала один, а потом и второй появился, а вот тут, значит, планерка. Поэтому сидели на полу, на стульях, на кровати. Всюду все было занято. Но все вожатые всего лагеря солнечного собирались на планерку здесь.

Ну и эта планерка. Значит, какая? Начиналась с песни и кончалась песней, и посередине пели песни. Но разговор шел о работе, о прошедшем дне, о плане на будущее. Вот так вот. Поэтому здесь тоже что с гитарой всегда Балашов.

И, конечно, такое самое сильное было впечатление - это его пение. Для меня - вот его встреча - я его увидела, поняла и оценила не как вожатого, я не знала про него ничего, как про вожатого, как про физика тем более ничего не знала, а вот узнала как замечательного солиста, как замечательного исполнителя совершенно для меня каких-то новых необычных песен.

И так вот это все продолжалось. И очень меня как-то трогало и очень мне нравилась их дружба с Галей Винниковой. Потому что Галя была тоже удивительный человек. Мы с ней потом очень подружились. Про Галю могу рассказывать тоже очень много.

И вот так вот все эти годы до 1966, когда уже Газман сказал, "Хватит, Мурашова" на пляже валяться, давай работать". И открывался комсомольский лагерь, не помню 65-й год был то ли 66-й, но открывался комсомольский лагерь.

В первый раз он принимал смену и Газман взял меня в свои помощницы, я работала методистом. Но одно дело, я со стороны смотрю на все безобразия, которые там творятся. Другое дело, я вдруг оказалась в самой гуще и меня многие вещи удивляли, поражали.

А жили в палатках, бунгало такие - палатки, и дети, и вожатые тоже жили. Со мной в палатке жила Тоня Шуранова, наша актриса, моя подруга, которая тоже приехала в этот год. Она работала, она не отдыхала. Она была художественным руководителем смены в "Орленке".

И Катя Сереброва, но тогда она была не Сереброва, сейчас не помню ее фамилию, и еще одна девочка, вот мы четверо жили в этой палатке. И недалеко это от моря.

И я слышала всё время ночью (жарко, открыты окна, двери и прямо чуть ли не на пляж) и я слышу всё время гитара и Балашов поет. И дети поют. Ночью. Среди ночи. Я чувствую ответственность за режим, за порядок в лагере, бегу. Балашов с ребятами и так почти до утра.

Я, возмущенная, говорю на следующее утро Газману: "Что это такое? Режим! Знаешь, если вообще медицина узнает про эти дела, нам мало не будет. Не дай бог, еще там пожалуются. Будут неприятности прежде всего у тебя, Газман, что ты начальник, а ты такие вещи позволяешь и допускаешь.

Он говорит: "А чего ты хочешь, Мурашова, чего ты хочешь. Чтобы они... По крайней мере они сидят с вожатым. никто никуда не шастает, ни по каким кустам, ни по каким морям. Никто плавать, купаться не лезет. Все под присмотром. Очень хорошо. Я считаю, что это лучший выход из положения, чем вообще что-то другое". Все.

Так что вот такое я помню. И вот так продолжалось. А потом уже я даже не помню тоже, каким же образом я оказалась в Москве в 561-й школе, тоже не помню. То ли это был какой-то сбор вожатых в школе. Про Женю Соболеву я слышала очень много, потому что все прошли через нее.

Все вожатые. Она всех направляла. И приезжала она в лагерь, мы были знакомы. Но я не могу сказать, что мы дружили, были близко знакомы. Как я оказалась, я не помню

Вот убей меня, не помню, как я оказалась в этой квартире школьной, где жил Балашов. То ли... Не знаю, не помню, поэтому не буду придумывать ничего, не буду врать.

- А начинается с какого? Про Колю рассказывать всё?

- Да-да-да, конечно.

Значит, в какие-то то ли конец 60-х, то ли начало 70-х я работала в ТЮЗе. Меня Карагодский перевел из педагогической части заведующей режиссерским управлением. Это очень большая ответственность - обеспечение процесса. Каждый спектакль, чтобы он вечером состоялся, готовится организационно режиссерским управлением, все репетиции.

То есть это организация всей работы театра, именно творческой, художественной. Голова работает, как компьютер, круглые сутки. Кто-то заболел, кто-то там... Случилась беда и ведущий актер нашего театра Николай Иванов попал под машину.

Его сбила машина. Он ехал на работу на велосипеде и попал в больницу на 2 месяца. Это была катастрофа и для меня очень тяжелая нагрузка. Вот наконец он поправился, вышел, все более-менее утряслось.

И я иду утром к началу репетиции и вижу: на скамеечке у театра, спиной к площади Пионерской, лицом прямо к входной двери в театр сидит человек. Со спины я не понимаю кто, но вижу и рядом с ним стоит велосипед.

И я понимаю, что это кто-то приехал в театр на велосипеде, потому что просто гуляющий на эту скамейку не сядет. Она неудобно стоит для просто прохожего. И во мне всё закипает. Думаю: "Еще один велосипедист нашелся, сейчас я тебе выдам". Подхожу.

Человек поворачивается и смотрит на меня. Оказывается, это Михалыч. Я говорю, "Миша, как ты тут оказался? - А я вот приехал. - Как ты приехал? На чем? - На велосипеде. - Откуда? - Из Москвы, естественно.

В общем, выясняется, что велосипед у него испортился, его надо было чинить. Организовывали эту починку, чинили на работе у моего брата. Я его отправила чинить велосипед, организовала, вручила ключи от своего дома и говорю: "Я появлюсь дома только вечером".

Всё с велосипедом наладилось. Он оказался у меня дома. Доложил, что всё нормально. Через какое-то время раздается звонок. "Галка, а где у тебя сахар?" Говорю, Миша, у меня нет сахара. Я его не употребляю на дух. Что у меня нет сахара. - Понятно. Где у тебя то, где у тебя сё?"

В общем, наконец разобрался со всем, утих. Я говорю: "Поешь и поспи, отдохни". Я же понимаю, что такое из Москвы приехать на велосипеде вообще. Человек, наверное, без рук, без ног. Так, наверное, и было. Потому что я пришла, дома порядок, а на столе стоит 3-килограммовый пакет с сахаром. Я говорю: "Миша, зачем столько?" "Это для хороших людей, чтобы у тебя в доме всегда был сахар". С тех пор у меня для хороших людей всегда всё в доме есть.

-Значит, с Михалычем у меня вспоминается еще такое. Как-то, оказавшись среди физиков, очень громко и уверенно заявила, что я терпеть не могу физику. И всегда не любила физику.

В школе это был самый нелюбимый предмет. И когда я в 10-м классе сдала на тройку экзамен на аттестат зрелости по физике, я вышла в коридор, разорвала учебник пополам и выкинула в окно. И сказала: "Какое счастье! Я больше никогда не буду иметь дело с физикой".

Балашов, когда это услышал, он буквально вытаращил на меня глаза и сказал: "Ты так сказала? Ты такое могла сделать?" Я сказала: "Да и нисколько мне за это не стыдно, потому что я сделала то, что я чувствовала, что я думала". И до сих пор так думаю. Он не мог успокоиться несколько дней.

И всё время вспоминал. А потом прошло какое-то время, он
написал книжку, где под заголовком там про физику что-то есть и подзаголовок был такой: "Для тех, кто не любит физику". И подарил ее мне с какой-то надписью такой....... Эта книжка где-то лежит. Она давно не попадалась мне в руки. Поэтому я не могу ее сейчас показать. Но такая маленькая брошюрка. Это, действительно, такие вводные беседы по курсу физики для тех, кто не любит физику. Для меня.

-Спасибо, очень хорошо.

-Но после "Орленка" с Михал Михалычем произошла история, которая в общем, очень естественна для него, для его принципиального отношения к жизни и к людям.

Он уже без работы с детьми не мог жить. Ему это было крайне невероятно важно и видимо... Но применения этому своему стремлению он как-то не находил в Черноголовке.

У него была работа своя. А тут в Москве у него тоже ни родственников никаких. Только друзья по "Орленку". А поскольку Евгения Николаевна была наша орлятская мама. которая всех их... Они все прошли через ее кабинет, через ее напутствие, через ее направление.

Она всех направила в "Орленок". Вся физтеховская группа - это творение рук Евгении Николаевны, которая в то время работала в ЦК комсомола, в школьном отделе, и она формировала вожатский корпус "Орленка".

Это всегда все, кто направлялся работать в "Орленок" проходили через нее. В том числе и Балашов и Каменский, и Филиппенко, и все. И я не знаю подробностей, но знаю, что Евгения Николаевна предложила Михалычу заменить учителя физики у нее в школе, когда он работала уже не в ЦК комсомола, а в школе.

Понадобился ей учитель физики, она предложила Балашова. А жить-то было негде ему, а при школе была квартира специально для учителей. Поселили Балашова там. Так он и оказался в школе, а потом уже и он не смог без этой школы жить. И школе без него было трудно.

Расстался он с физикой своей, бросив очень перспективную для себя стезю. Он оказался просто учителем, потому что для него это в тот момент оказалось важнее, чем научные физические открытия. Так я это вижу, так я это представляю.

Действительно ситуация была такая, что ему было предоставлено жилье. Видим, Женя еще хорошо чувствовала, и она хорошо понимала очень людей. Она очень была тонким психологом и педагогом.

Она понимала, что для него это в данный момент очень важно и нужно, и она ему помогла осуществить то, что ему было важно и нужно в тот момент. Так оно и продолжалось. Потом вот когда...
я не знаю, почему он ушел из школы 561-й. Это уже как-то без меня всё было.

-И все, и какое-то время я оказалась у Жени. Это было очень... Это ты была тогда в Москве? Ты была в Москве, да?

-Да, конечно.

-Когда я заболела?

-Да-да-да.

- Может быть с этого и начать? А потом раскрутится всё остальное.

-Начали, хорошо.

-Работая в ТЮЗе педагогом, я со своей коллегой Ольгой Николаевной, задумали с группой ребят нашего актива школьного поехать в Москву. Поскольку у меня в Москве было очень много друзей по "Орленку" руководство театра нашло нужным и возможным отправить меня раньше этой поездки, чтобы я могла подготовить, организовать посещение театров, обеспечить жильем, билеты и прочее.

Я приехала, а в это время в Москве, но все, слава богу, успела все сделать. Все экскурсии заказала, со всеми театрами договорилась, встретила группу и свалилась с гриппом, потому что в Москве в это время была эпидемия гриппа

Причем, жесточайшая эпидемия и очень много людей болело. Я свалилась так, что у меня температура была 40, но у меня было жилье. Я жила у моей подруги на Проспекте Мира.

Но когда приехали мои ребята, я понимала, что если окажусь на Проспекте Мира и буду там, а они будут в школе 561-й, то я ничем не смогу... Надо же каждый день... Возникали вопросы, что на сегодня, к кому обращаться, чего делать. И я залегла на раскладушке в маленькой...

Там две было квартиры. В одной, в этой маленькой квартирке при школе, и лежала буквально в бреду с температурой невероятной и категорически возражала, чтобы ко мне приходили дети, потому как я больная и заразная.

Но за мной ухаживали мои друзья - вожатые по "Орленку", Фрейдин Андрей, Михал Михалыч, кто-то еще, я уже не помню. Помню, что Михал Михалыч организовал встречу моей группы, нашей группы детей с вожатыми "Орленка". И вот все вожатые шли на эту встречу, заходя... Все знали, что я больная лежу там в этой квартире.

Значит, они проходили через эту квартиру, а потом шли на встречу с ребятами. И я очень хорошо помню, что я потом Мудрику говорю: "Вот Толечка, все ко мне приходили, все меня навестили, один ты прошел наверх и ко мне не зашел. Он на меня посмотрел и сказал: "Да, Мурашова, ты была действительно в бреду. Потому что я зашел, я тебя расцеловал, хотя ты возражала и боялась меня заразить, и кричала, что не смей".

Вот я лежала, вот в таком я была состоянии. И когда немножечко я стала поправляться, Евгения Николаевна, директор школы, вошла ко мне (а она заходила каждый день и помогала мне очень, и ухаживала, можно сказать, за мной, зашла ко мне и сказала, "Я вызвала такси, собирайся. Я забираю тебя к себе.

Ты поедешь ко мне и будешь у меня болеть дальше". Это было сказано так, что возражать я не смела, и я сделала так, как она сказала. И она меня привезла к себе. Я думала, что у нее (она директор школы) квартира. Ничего подобного. Восемь метров комната.

Стоит диван раскладной, а на другой стенке раскладушка. А на раскладушке живет Слава Мухин при этом. Женя привезла меня к себе. Значит, я понимаю, что мы будем спать с ней на одной кровати. Она меня вымыла в ванной, она вызвала мне врача. То есть она поставила все как надо сделала. При этом Слава Мухин был. Слава Мухин, скажем так, мальчик был тяжелый.

Женя его буквально, как я потом из всех рассказов выяснила, и сам Слава мне рассказывал: у него умерла мама. И он оказался со своим отцом, который был не знаю, каким отцом, но во всяком случае, Слава из дома уходил, бегал.

Женя нашла его в какой-то подворотне, взяла за шкирку буквально и привела к себе домой. И окружила его таким вниманием и заботой, которых он, будучи уже подростком никогда... и, в общем, тоска по маме, видимо, как-то это еще совпало и он осел. Он был, в общем, так скажем, поражен. Там всё было, Я не буду сейчас подробности, но не просто Евгении Николаевне с ним. И, в общем, я оказалась там и надолго. В тот момент, а потом и дальше я приезжала к ним всегда. И Женя как-то очень дорожила, потому что я на Славку тоже влияла хорошо, ему было со мной интересно, мы с ним общались как-то, и я очень хорошо помню, как мы едем утром все втроем в школу, а это в районе университета, где-то на Ленинских горах была квартира у Жени. Слава с нами.

И вдруг он разворачивается и уходит от нас, что он не поедет в школу. В общем, там масса была таких эпизодов, когда он вел себя очень нехорошо, скажем так прямо, и вот надо было через это всё проходить. А Женя была, по существу, человеком (директором) очень мягким и как-то там ударить она не могла. Сказать резко тоже ей было трудно. А я могла. Например, он начинает ночью там колобродить и что-то там такое, я говорю: "Ну-ка, замолчи! Быстро повернулся к стенке, закрыл глаза и спишь". Он начинает хохотать и говорит, "А если нет, что сделаете?" Я говорю: "Морду набью". Он вообще начинает с места: "А я сдачи дам". Я говорю: "Попробуй". И все, он поворачивается к стенке, закрывает глаза, спит. Вот такие были эпизоды. И вот Женя вела себя с ним так, что он действительно звал ее мама, он и относился к ней, в принципе, очень хорошо.

-Лишь бы всё наладилось, всё утряслось и все в дальнейшем помнят его как очень хорошего, состоятельного человека. Всё у него наладилось и это буквально... И не одного она Славку спасала, она многих спасла. А где-то этот эпизод с моей болезнью, я не буду рассказывать подробности, но меня она спасла тоже от очень многих неприятностей, которые у меня образовались потом.